как раз в таком положении. Оказалось, что у меня есть и «второе дыхание», и способность передвигать себя из центра Вселенной чуть в сторону. А вместе с ней – способность соединять свои чувства с чувствами других в одно целое. Если не умеешь делать такое с детства, то лучше всех тебя научит этому твой ребенок. Хотя было бы точнее сказать, задействует в тебе это умение. Я думаю, что оно врожденное, но проявляется лишь в той мере, в какой востребовано.* * *

К тому времени, когда пропала Элеонора, я с успехом завершила свое избавление от ненужного в собственной жизни. Выбрасывать из нее стало больше нечего. Того, что еще оставалось, было так мало, что меня временами охватывала тревога. Что это? Очищенное от хлама пространство, в котором я могла бы вольно порхать, или обездвиживающая пустота, ибо зачем двигаться в пустоте, где ничего нет? Оба восприятия чередовались у меня друг с другом. И при этом росли в своей численности периоды тоски и апатии. А теперь я спрашиваю себя, не осталось ли после расчищения завалов только главное? То, без чего меня бы не было? Не было бы такой, какой я родилась, какой должна быть. И оно, главное, сейчас на виду, а я его не узнаю. Только предполагаю, что это может быть оно.

Как-то странно еще думать, что просто делать то, что надо делать и от чего жизнь может в данный момент лучшим образом идти дальше, и есть главное. И что умение действовать с этой позиции приносит радость на более долгое время, чем осуществление какого-то жгучего желания, ради которого надо лезть из кожи. И что чувства, которые остаются, будь они даже малозаметные, больше дают, чем бурные, яркие, но кратковременные. Такие мысли только еще начали приходить мне в голову, и их подтверждений пока недостаточно.

* * *

Среди того, что я выбросила, не было ничего, что имело бы смысл, не зависящий от обстоятельств. Если у меня сейчас что-то вызывает вопросы, я не хочу искать ответов в прошлом. У меня теперь установка: все искать в настоящем. А то, что может быть полезно из прошлого опыта, даст о себе знать само. Думать о будущем я тоже не хочу. Будущее даже не призрачно. Это призрачны наши ожидания будущего, а будущего просто еще нет.

Есть только настоящее, то место, где находишься, те события, что происходят с тобой и вокруг тебя, и ты сам. Еще недавно я бы усмотрела в таких взглядах близорукость и назвала бы их недалекими, теперь же предпочитаю удерживать фокус на том, что есть, и не предаваться фантазиям о том, что могло бы быть, если бы не то или не другое. В моих теперешних обстоятельствах я уже успела убедиться, как много дает эта установка, когда становится главной.

* * *

В полтора года Василиска еще бегала на четвереньках. Была весна, и тополя за окном стояли в пуху. И вот как-то раз эта сорвиголова вдруг остановилась и стала смотреть на пушинки, которые залетали в комнату через открытое окно. Одна за другой, они пролетели перед ней и затем плавно приземлялись, а она глядела на них с открытым от удивления ртом. Потом Василиска подняла одну из пушинок с пола и долго ее разглядывала, как диковинку, переводя время от времени на меня свой восторженный взгляд.

И так же было с пустой пластмассовой бутылочкой из-под воды, фантиком от конфеты или луковичной шелухой. Как-то раз мне вспомнилось: удивление многого стоит.

Это были слова Федора. Я услышала их на видеодаршане, где он рассказывал о своих уроках пения. И о своем удивлении собственным голосом, когда он преодолел страх опозориться перед учителем. Тот видеодаршан я смотрела прямо перед моей встречей с Элеонорой. С Элеонорой, ставшей Малгеру. Ее удивительное преобразование меня испугало. Испуг не оставил места для удивления, и рассказ Федора не смог это предотвратить. Но остался в памяти и вдруг ожил. Тем и хороши такие рассказы, что могут вдруг ожить и расширить кругозор, суженный под давлением обстоятельств в настоящий момент.

Мне и сейчас интересны эксперименты, на которые пошел Федор, а вслед за ним и моя сестра. Я по-прежнему люблю слушать рассказы о путешествиях, уводящих далеко от дома, и поразительных открытиях. Мой теперешний горизонт теряет тогда свою отчетливость, и я вижу за ним необъятное пространство. Я хочу путешествовать и сама, но не сейчас. Сейчас мне надо быть дома. Быть дома в широком смысле, когда дом – это и жилище, и отношения с близкими, и обязанности, и соединенная с этим внутренняя жизнь. Иными словами, быть собой во всей полноте.

Знать, что за горизонтом есть безмерный простор, мне пока достаточно. Я пришла к выводу, что пока я не оценю в полной мере то, что имею, мне никуда не надо отправляться.

«Ты меня пугаешь», – одно время говорил мне Кир, когда слышал от меня такие мысли. А потом привык к переменам во мне и перестал пугаться. В конце концов он принял эти перемены за должное.

Родительские заботы и хлопоты время от времени становятся Киру невмоготу, и тогда он берется за какой-то внеплановый проект или просто пару дней бивакует у себя. Я на него не обижаюсь. Я хочу справляться с нагрузками материнства сама. Хорошо, когда Кир помогает. Не страшно, если не может.

* * *

Мы с Киром знаем на Оке песчаную косу, на которой обычно бывает мало людей. Ну а если приехать в это место рано, то там вообще никого нет. Несколько дней назад на рассвете мы отправились туда в первый раз с Василиской.

Когда мы подъехали к косе вплотную и остановились, Кир высвободил Василиску из ее автостульчика и поставил на песок. Она тут же побежала. Пробежав пару метров, Василиска остановилась, огляделась, взвизгнула и опять побежала, и бежала уже больше не останавливаясь, пока не упала. Ее плача мы не услышали. Быстро поднявшись, наша дочь бросилась бежать дальше, забыв о нас.

Я подумала: «Вот и она открыла для себя простор». Радость этого открытия теперь навсегда отпечатается в ее памяти. И будет оттуда подавать ей позывные сигналы всю ее жизнь.